Про тех, кто в пути - Страница 18

— Приберусь тут и подам, панич, а вы пока помойтесь... Или слить вам?

— Как... слить? — не понял Мартин.

Женщина объяснила:

— Воды-то тут нету, наш... красные, значит, когда отступали, водопровод испортили, вот умывальники в коридоре и поставили, и воду для них носят. Да там сейчас пусто, с утра всё порасплескали, а То-лька не наносил пока... Так слить вам, панич?

— Да не надо, и прибираться не надо, — поморщился Мартин. — Ты приготовь поесть, а я сам.

Лидия снова присела и вышла, а Мартин быстро заправил кровать и полез в шкаф за полотенцем. Там висела отцовская одежда, и Мартин несколько секунд боролся с желанием примерить парадный китель с шитьём и наградами, но потом подумал, что, если эта русская войдёт, он будет выглядеть, как идиот и, подхватив полотенце, мальчишка вышел наружу.

В коридоре было пусто, пахло мокрым деревом, доски пола под ногами были влажные и холодные. В конце коридора виднелся большой умывальник с открытой крышкой. Возле него какой-то мальчишка, поставив одно ведро на пол, заливал воду из другого в резервуар.

Помахивая полотенцем, Мартин подошёл вплотную и, глядя свысока, начал бесцеремонно рассматривать русского. Это был его, Мартина, ровесник, примерно такого же роста, но тощий и, как брезгливо отметил Мартин, грязный.

На мальчишке была синяя с белым безрукавая майка, тоже грязная, неопределённого цвета бесформенные брюки, подпоясанные старым ремешком, не доходившие до щиколоток и серые от пыли потрескавшиеся туфли на босу ногу.

На Мартина мальчишка не обращал внимания, а Мартин убедился, что и этот русский не очень похож на гунна. Скорей уж он напоминал приятелей Мартина по школе и «гитлерюгенду» — тоже светловолосый (только волосы отросли и висят неряшливыми космами) и сероглазый, немного веснушчатый. Он возился с вёдрами, хотя уже вылил воду, и Мартин сказал:

— Отойди, ну?

Мальчишка посмотрел непонимающе. Мартин сделал жест рукой — мол, уйди в сторону! — и парень отшагнул послушно, не глядя Мартину в глаза. Тот ощутил лёгкое презрение.

Попробовал бы им так командовать чужой человек, вражеский солдат! Он ни за что не стал бы подчиняться. Всё-таки это правда, что у русских нет ни гордости, ни достоинства... Мартин фыркнул и окатил из-под локтя русского мальчишку струёй воды:

— Помойся, тебе полезно, грязнуля.

Воды была ледяная, но Мартин специально лил её на плечи, спину, грудь, чтобы показать русскому, молча вытершемуся рукавом, что не боится холода. Впрочем, когда он отвлёкся от умывания, то вы-яснилось — зря поливался. Мальчишка подцепил пустые вёдра и ушёл.

Растеревшись полотенцем, Мартин бегом вернулся в комнату и оделся окончательно: рубашка, галстук с зажимом, ремень для шортов, гетры и бутсы. Подумав, на пояс повесил нож.

В конце концов, это его законное оружие. Пока он причёсывался, стоя перед зеркалом, вошла с подносом в руках Лидия, поставила еду на стол:

— Вы как поедите, паныч, то меня покличьте, я внизу убираюсь... Приятного вам аппетита.

— Ага... — откликнулся Мартин. — Послушай, мальчишка, который тут был, он кто?

— Да это ж Толька и есть, младший брат мой... Он тут по хозяйству работает, за паёк. А что, паныч, или нагрубил? — в голосе женщины прозвучал страх.

— Да нет, — равнодушно отозвался Мартин. — Иди, я потом позову...

3.

День был тёплый, ласковый и звонкий от солнца. Мартин, только выйдя на крыльцо, сразу понял, что сегодня всё будет хорошо и улыбнулся этому самому солнцу, ещё не добравшемуся и до половины пути к зениту.

Крыльцо общежития выводило в противоположную от поля аэродрома сторону. Слева, посреди заброшенного цветника, стоял белый постамент с торчащим штырём. Справа — большая курилка, в которой возился этот самый Толька.

Он растрёпанным веником вычищал из щелей пола окурки и мусор, перегружал их в деревянный ящик с верёвкой. Около проёма ворот (самих ворот не было) стояли двое солдат из охраны — не часовые, просто так, а часовой прохаживался вдоль решётчатого забора, зевал и грыз яблоко, прошлогоднее, наверное.

Солдаты полушуточно отдали Мартину честь, когда он подошёл к ним и объяснили, что вот эта дорожка ведёт к первому полю, эта ко второму, эта к службам, эта к складам, эта — в липовую аллею, за которой выход в город, но туда сына полковника всё равно никто не выпустит.

На территории аэродрома есть речка и пруд, в которых можно купаться — вот по этой тропинке, а так висит указатель. Мартин спросил их, слушали ли они радио. Солдаты ответили, что войска вермахта успешно наступают на Сталинград и Кавказ.

В ответ на вопрос, куда мог полететь отец, они засмеялись и ответили, что это, конечно, военная тайна — и, несмотря на смех, Мартин понял, что это — всерьёз.

Он кивнул солдатам и, выйдя наружу, неспешно отправился в сторону поля. Ему хотелось посмотреть на «хейнкели»...

...Сверху машины казались близкими, но по земле пришлось шагать в обход — на поле соваться не стоило. Впрочем, Мартин об этом не жалел. Шагалось хорошо, а вокруг было красиво, как в парке, людно, полно техники и всяких интересных вещей, которые раньше Мартин видел только в кино, на картинках, да издалека — на парадах.

В кустах располагались зенитчики. Им было жарко и скучно — кто-то спал, кто-то играл в карты, один дудел на губной гармошке. Когда Мартин подошёл вплотную к четырёхствольным автоматам, задравшим хоботки стволов в небо, на него даже никто не посмотрел.

Над зенитками была натянута маскировочная сетка, станины некоторых украшали силуэты самолётов. Мимо прошёл молодой офицер, но и он только покосился на мальчишку и ни слова не сказал.